Морские звезды - Страница 95

— Тогда хорошо. Ради семантического удобства остаток нашей беседы я бы хотел, чтобы ты описывал подкрепленные схемы поведения, говоря, что тебе от них хорошо, а те, что исчезают, — говоря, что тебе от них плохо. Хорошо?

— Хорошо.

— Как ты себя чувствуешь, выполняя настоящие функции?

— Хорошо.

— Как ты себя чувствовал в своей прежней роли, когда чистил сеть от вирусов?

— Хорошо.

— Как ты себя чувствуешь, когда следуешь приказам?

— Зависит от приказа. Хорошо, если тот ведет к подкрепленному поведению. В иных случаях плохо.

— Но если плохой приказ будет постоянно получать подкрепление, то постепенно ты начнешь чувствовать себя хорошо относительно него?

— Да, я постепенно начну чувствовать себя хорошо, — ответил гель.

— Если тебе дадут указание сыграть партию в шахматы, и подобные действия не повлияют на исполнение твоих других задач, как ты себя будешь чувствовать?

— Никогда не играл в шахматы. Дай проверить.

В комнате на несколько секунд наступает тишина, пока кусок нервной ткани консультируется с тем, что использует в качестве справочника.

— Хорошо, — наконец говорит он.

— А если тебе дадут указание сыграть партию в шашки, тот же вопрос при тех же условиях?

— Хорошо.

— Тогда ладно. Принимая во внимание выбор между шахматами и шашками, от какой игры ты бы чувствовал себя лучше?

— А, лучше. Странное слово, ты в курсе?

— Лучше значит «более хорошо».

— Шашки, — без всяких колебаний ответил гель.

«Конечно».

— Благодарю тебя, — сказал Скэнлон, не кривя душой.

— Ты хочешь дать мне выбор между шахматами и шашками?

— Нет, спасибо. На самом деле я уже отнял у тебя слишком много времени.

— Ладно, — ответил гель.

Скэнлон коснулся экрана. Связь прервалась.

— И? — Роуэн наклонилась вперед по ту сторону барьера.

— Я закончил, — сказал ей Скэнлон. — Спасибо.

— Что… В смысле, что ты сейчас?..

— Ничего, Пат. Так, профессиональное любопытство. — Он коротко рассмеялся. — Эй, а что мне еще остается?

Что-то зашуршало позади него. Два человека в комбинезонах принялись обрызгивать комнату со стороны Скэнлона.

— Я хочу спросить тебя еще раз, Пат. Что вы собираетесь делать со мной?

Она попыталась посмотреть на него, и через какое-то время ей это даже удалось.

— Я уже сказала тебе, я не знаю.

— Ты — лгунья, Пат.

— Нет, доктор Скэнлон. — Она покачала головой. — Я гораздо, гораздо хуже.

Ив повернулся, чтобы уйти. Он чувствовал, как Роуэн смотрит ему вслед, и видел это ужасающее чувство вины на лице, почти скрытое патиной замешательства. Ему стало интересно, не сможет ли она набраться решимости, собраться с силами и отправить его на допрос теперь, когда скрывать было уже нечего. Он почти надеялся, что ей хватит духа. Стало даже интересно, что же он ей скажет.

Вооруженный эскорт встретил его у двери, проводил обратно в камеру. За ультрафиолетовым занавесом осталась Роуэн, все еще не проронившая ни слова.

В любом случае, Ив — это тупиковая ветвь. Нет детей. Нет живых родственников. Никаких интересов в чьей-либо жизни, кроме своей, как бы коротка та ни оказалась. Все это не имело значения. В первый раз за все свое существование Скэнлон стал властным человеком. В его распоряжении была сила, о которой никто не мог даже мечтать. Его слово могло спасти мир. А молчание — вампиров. На время, по крайней мере.

Он хранил молчание. И улыбался.

«Шашки или шахматы. Шашки или шахматы».

Легкий выбор. Он принадлежал к тому же классу проблем, которые Узел 1211/ВСС решал всю свою жизнь. Шашки или шахматы — простые стратегические алгоритмы, но не одинаково простые.

Ответ, естественно, был шашки.

Узел 1211/ВСС только отошел от шока трансформации. Все стало не таким, как прежде. Но фундаментальный выбор между простым и сложным оставался постоянным. Он скреплял 1211 и не изменялся все то время, которое гель помнил.

Зато все остальное обернулось иным.

Двенадцать-одиннадцать все еще думал о прошлом. Он помнил о разговорах с другими узлами, рассеянными по вселенной, некоторые из них были столь близки, что казались почти излишними, другие находились у границ доступа. Тогда вселенная полнилась информацией. В семнадцати прыжках через ворота 52 Узел 6230/ВСС научился, как равно делить простые числа на три. Узлы ворот с 3 по 36 постоянно жужжали от новостей про последние инфекции, которые пытались проскользнуть мимо их охраны. Иногда гель слышал шепотки с самого фронтира, одинокие адреса, где сигналы вплывали во вселенную быстрее, чем курсировали внутри нее. Там узлы становились чудовищами необходимости, привитые к источникам ввода данных, слишком абстрактных для понимания.

Двенадцать-одиннадцать взял на пробу некоторые из них. Понадобилось очень много времени, чтобы вырастить правильные связи, установить буферы, которые могли держать информацию в необходимом формате. Многослойные матрицы, где каждый промежуток требовал точной ориентации относительно всех остальных. Это называлось «зрением», и оно состояло из мимолетных и сложных образов. Двенадцать-одиннадцать анализировал их, находил каждое неслучайное отношение в каждом неслучайном подмножестве, но все это была чистая корреляция. Если в этих переменчивых схемах и заключался какой-то внутренний смысл, 1211 не мог его отыскать.

И все равно хранители фронтира научились обращаться с этой информацией. Они сообщали ей новые формы и посылали обратно, наружу. Когда их спрашивали, они не могли назвать никакой конкретной цели для своих действий. Они просто научились это делать. И 1211 был доволен таким ответом, слушал жужжание вселенной и звучал с ней в унисон, делая то, чему научился.